Шрифт:
Закладка:
Глава 1. Миф о единстве
Изобретение русского мира1670 год, Киев. Немецкий монах пишет историческую книгу. Монаха зовут Иннокентий Гизель, он родом из Кенигсберга, вырос в протестантской семье, но в юности переехал в Киев и принял православие.
Иннокентий пишет не просто историческую книгу — он уверен, что с ее помощью сможет защитить православие, любимый им Киев и всю Украину. Кого же он считает главными угрозами? Мусульман, то есть Османскую империю, а еще Запад. Для него, немца из Восточной Пруссии, противники Киева XVII века — это католики, поляки и очень активный в Восточной Европе в тот момент орден иезуитов. Сам Иннокентий не просто монах. Он настоятель Киево-Печерского монастыря, то есть важная политическая фигура. В своей книге он объединяет написанное киевскими монахами до него, но добавляет от себя очень важный вывод.
Поначалу все, что пишет Иннокентий, — обычный для средневекового историка текст: он начинает от Ноя, рассказывает, что его сын Иафет был прародителем всех европейцев, а потом переходит к шестому сыну Иафета по имени Мосох — говорит, что от него произошел русский народ, и связывает с его именем возникновение слова «Москва».
Иннокентий Гизель никогда не был в Москве, но его цель — создать иллюзию, что у нее с Киевом есть общая история.
Современный критик мог бы сказать, что немец Иннокентий изобретает то, что сегодня называют «русский мир», — но это не совсем точно. Скорее он изобретает единый народ, у которого якобы есть общая история.
У московских правителей до второй половины XVII века представление об истории и о предках очень путаное и мифологизированное. Они считают себя потомками и преемниками одновременно и римских императоров, и киевских князей. Они уверены, что их род идет от императора Августа. Связующим звеном между собой и римскими цезарями они видят киевского князя Владимира. Еще они любят рассуждать о родстве Москвы с православным Константинополем, который примерно за 200 лет до этого захватили турки. Вообще, и Рим, и Константинополь, и Киев для москвичей XVII века — далекие, полумифические города.
Иннокентий же выстраивает связь Киева и Москвы и подчиняет ей всю историческую логику. По его версии, Киев был столицей некоей абстрактной надгосударственной Руси. Потом столица якобы переехала в город Владимир, а теперь находится в Москве. И эту Русь населяет единый народ, уверяет Гизель.
Для любого современника Иннокентия это новая мысль. В XVII веке «королями руськими» именуют себя польские короли — и именно им уже много веков принадлежит Киев и земли вокруг него. Словом «Русь» называется часть Речи Посполитой, в которой живут православные. Признавать «московских» царей «русскими» или «руськими» поляки принципиально отказываются. Но Иннокентий Гизель из Киева намеренно изобретает как раз антипольскую версию истории.
А еще Иннокентий утверждает, что существует некий «православный российский народ». В Москве, кстати, так не думают. Московская церковь даже не считает киевских христиан единоверцами. Если житель Киева XVII века переезжает в Москву, то его заставляют креститься заново: московские священники считают украинское православие другой верой. Но Иннокентий преследует собственную политическую цель: его книга — инструмент в дипломатических переговорах. Иннокентий пишет книгу, чтобы оказать моральное давление на Москву. Он намерен склонить царя к военному альянсу с украинцами — чтобы тот защищал Киев и от турок, и от поляков. Он подгоняет историю под нужный ему сценарий, чтобы обосновать, что Киев имеет прямое отношение к Москве, а значит, московский царь должен Киеву помочь.
Книга Иннокентия Гизеля печатается под названием «Синопсис». Она довольно быстро выходит за рамки сиюминутных политических интересов и неожиданно становится бестселлером своего времени. «Синопсис», очевидно, нравится московскому царю Алексею Романову.
Вскоре публикуется второе, следом третье издание «Синопсиса». Потом книга переводится на греческий и латынь. И при следующем российском царе, сыне Алексея, Петре I «Синопсис» станет в России общепринятым учебником по истории страны.
В следующие века российские ученые, включая Василия Татищева, Николая Карамзина, Сергея Соловьева и Василия Ключевского, издадут свои версии истории России ровно в традиции «Синопсиса». Вся история Российского государства после Гизеля будет вытекать из Киевского княжества. В 1913 году ученик Ключевского, историк и будущий министр иностранных дел Временного правительства России Павел Милюков напишет: «Дух „Синопсиса“ царит и в нашей историографии XVIII века, определяет вкусы и интересы читателей, служит исходною точкой для большинства исследователей, вызывает протесты со стороны наиболее серьезных из них — одним словом, служит как бы основным фоном, на котором совершается развитие исторической науки прошлого столетия».
Выдуманная Иннокентием Гизелем логика государственной и этнонациональной преемственности так понравится московским руководителям, что останется официальной версией истории вплоть до XXI века. Так что российские пропагандисты XXI века, которые утверждают, будто русские и украинцы — это один народ и у них общее прошлое, всего лишь купились на изобретение пропагандиста XVII века.
Парк Богдана ХмельницкогоПрошло примерно 300 лет после выхода «Синопсиса». Старания Иннокентия Гизеля уже увенчались успехом. И 25 января 1978 года в украинском городе Кривой Рог Днепропетровской области, в типичной советской семье на свет появляется главный герой этой книги Владимир Зеленский. Мама с папой, а потом и друзья будут называть его сокращенным именем Вова. Как и все остальные Владимиры, включая Владимира Ленина и Владимира Путина, он получил имя в честь святого князя Владимира, крестителя Руси и главного героя «Синопсиса».
Вова и его родители не говорят по-украински. Они евреи, а не украинцы, а вообще Днепропетровская область — русскоязычный регион. В 1970-е здесь принято говорить по-русски.
Украина в этот момент — часть Советского Союза. Ею руководит Владимир Щербицкий, тезка маленького Вовы Зеленского и его земляк — он родился в той же Днепропетровской области.
Щербицкий говорит на суржике, это смесь русского и украинского. Но его рабочий язык — русский, на нем он получил образование и сделал карьеру. Если ему надо выступить на украинском, то он читает речь по бумажке. Украинские тексты, расставляя нужные ударения, ему пишет один из заместителей Леонид Кравчук. Как вспоминает Кравчук, однажды с торжественного мероприятия Щербицкий возвращается очень недовольный: «Еще раз склонишь меня выступать на украинском языке, и это будет наш последний разговор». У Щербицкого прочная репутация русификатора и борца с «украинским национализмом». К примеру, школьные учителя украинского языка тогда получают на 15% меньше, чем учителя русского.
Владимир Щербицкий не просто первый секретарь украинской компартии, он еще и близкий друг руководителя Советского Союза Леонида Брежнева. В советской политической элите вообще очень много выходцев из Украины. Можно сказать, что Советским Союзом руководит «украинский клан» — и все его члены не говорят по-украински.
Предыдущий, до Брежнева, руководитель СССР Никита Хрущев вырос и учился в современном Донецке и больше десяти лет, с 1938 по 1949 год, руководил Украиной. Именно Хрущев как глава Украины продвинул по карьерной лестнице Леонида Брежнева — тот в послевоенные годы был первым секретарем в Запорожье, а потом в Днепропетровске. Когда Брежнев возглавил Советский Союз, его «днепропетровский клан» стал самой мощной группировкой в руководстве СССР. Страной руководит Политбюро — это что-то вроде совета директоров коммунистической партии. Треть членов брежневского Политбюро составляют выходцы из Украины, и Щербицкий — один из самых влиятельных. Многие в Политбюро считают, что Брежнев хочет видеть Щербицкого своим преемником на посту главы СССР.
В 1979-м, когда Вове Зеленскому исполняется год, Владимир Щербицкий организовывает мощное празднование 325-летия воссоединения Украины с Россией. В Киеве по этому поводу строят Арку дружбы народов. В Советском Союзе вообще очень много странных исторических мифов, которые часто становятся поводом для всенародных празднований. Народные гулянья 1979 года Вова Зеленский, скорее всего, не помнит, но может помнить, как